Выставка «Полёты во сне и наяву» в галерее «ЛИН» объединила художников, разных по опыту и манере, но работающих в русле идеи, что часто, по литературной привычке, называют «магическим реализмом».
Как видно из работ Кирилла Аркадьева, Елены Венеции, Ольги Паниной, Нади Солнце, Сергея Евсеева, Юлии Насоновой, Евгения Морозова, Ирины Некрасовой, Алексея Яценко, магическое допускает любые техники и манеры, как допускает и цитаты, то очевидные, из Дали, то — кто его знает — может из Уорхолла, может из канадца-мультипликатора Даннинга, отца «Жёлтой подводной лодки», может из итальянца-дизайнера Форнадетти, творца психоделических чёрно-белых ширм, а может и из советского мага иллюстрации Калиновского. (Список можно продолжить). И романтический пафос, и юмор, напоминающий датчанина Бидструпа, а если копнуть — то польского графика Даниэля Мруза.
Кирилл Аркадьев — художник, добившийся немалого признания за рубежом, среди ценителей современного искусства как в Европе и в Западном полушарии, так и в Азии. Его работы покупались в Италии, в Нидерландах, в Сербии, в Китае, в Южной Корее, в США, вошли в музейное собрание на Кубе. Возможно, этому способствовала его приверженность психоделическим темам и приёмам, идущим, как видится, из западного искусства 60−70-х.
Графика Кирилла Аркадьева, представленная в «ЛИНе», объединена сдержанным — до трёх цветов — колоритом и мотивом чередования чёрных и белых полос. Что это? Вездесущий штрих-код? Что означают грациозные фигуры, в него вписанные? Почему и во что они перерождаются? Даже простая и весёлая работа «Золотая вобла» допускает море толкований. Допустим, это детский, даже, может, карлсоновский ответ на «Чёрный квадрат»: чёрно-белый порядок должен быть оживлён хоть одной Очень Одинокой, но сияющей Воблой… Работа Кирилла Аркадьева «Капля точит» легла и в основу постера выставки.
Елена Венеция представила свою радужно-пастельную графику. Очевидный мотив мандалы в её работах (исполненных в чарующем бархатном материале) развивается в магическую цветомузыку, с детства многим знакомую по классике диснеевской и советской мультипликации.
Той же идеей, но в ином исполнении, с иными отсылками увлекает зрителя работа Ольги Паниной «Планета бабочек», напоминающая и о кратком проблеске соцреалистической живописи на темы космофантастики, и о советской книжной графике в сказочном, фантастическом, научно-популярном жанре, в 60-е получившей не доставшийся станковистам карт-бланш на абстракцию.
Евгений Морозов — художник, ныне вдохновлённый африканскими мотивами. Примером тому его «Феникс чёрный», в котором заглавный герой рождается из абстракции — вполне фигуративным, нужно лишь приглядеться. В его африканских вазах-головах видятся то настоящие образчики этнического искусства, то добрая пародия, продолжающая традиции шаржа, развитие которого — не забываем, — в ХХ веке тоже стало страницей в летописи авангарда.
Надя Солнце представляет, прежде всего, работы на грани живописи и скульптуры. Хочется поспорить с автором: те вещи, на которые ей хотелось бы сделать ставку — соимённые с художником крупномазковые, почти лепные солнца, трогательная композиция «Окно в небо», — всё-таки по-ученически просты, их идеи требуют более проработанного решения. А вот панно со скупыми, призрачными растительными мотивами — «Вера», «Новое начало» — созданные на основе текстурной пасты, притягивают внимание истинно магией и сюжета, и материала.
Ряд работ, представленных Ириной Некрасовой, неоднозначен. Возможно, её романтические пейзажи слишком гладки — не только по письму, но и по округлению объектов, что по законам природы и жанра требуют, чтоб их одарили резкими линиями и изъянами. Но «Галактика» берёт, несомненно, за душу, способная повергнуть одних зрителей в трепет, а другим — помочь в медитации.
Сергей Евсеев — зрелый человек из мира современной музыки, пробующий себя в абстрактной живописи. В его работах не видно концепции, возможно, автор к ней пока и не стремится. Эти волны — импровизация цвета и формы, такая же, как импровизация в музыке, тем они и будут интересны зрителю, кому лягут на душу.
Алексей Яценко — напротив, человек из мира изобразительного искусства, опытный графический дизайнер, но как художник он ещё молод. Возможно, он не станет возражать против предположения, что ещё не имеет своей устоявшейся манеры и крепко осёдланных тем. Зато он обладает знанием и навыком, позволяющим — без компьютера — пробовать себя в органичных оммажах и романтическому реализму, и сюрреалистической графике.
Юлия Насонова — художник мастеровитый и самый приверженный реализму из участников выставки. Мастерство мазка (и штриха) позволяет ей наполнить волшебством обычные пейзажные сюжеты. Дом в осеннем пейзаже, дом, виднеющийся в ночи, которые будто сначала писались «правильно», этюдно, становятся завораживающими, неотмирными от широких и сильных мазков, что разрывают не только гладкость письма, но и границу жанра и обыденности. И как не влюбиться в выхваченную Юлией Насоновой с улицы «Черногорскую кошку»?
Нужна ли особая концовка в реплике об искусстве, зовущем в бесконечность? Думается, правильнее всего призвать вглядеться в неё, чтобы найти свой угол зрения.
Дометий Завольский, ведущий программы «Академический час» радио «Радонеж»